Неточные совпадения
Но слова о ничтожестве человека пред грозной силой
природы, пред законом
смерти не портили настроение Самгина, он знал, что эти слова меньше всего мешают жить их авторам, если авторы физически здоровы. Он знал, что Артур Шопенгауэр, прожив 72 года и доказав, что пессимизм есть основа религиозного настроения, умер в счастливом убеждении, что его не очень веселая философия о мире, как «призраке мозга», является «лучшим созданием XIX века».
Мы знаем, как
природа распоряжается с личностями: после, прежде, без жертв, на грудах трупов — ей все равно, она продолжает свое или так продолжает, что попало — десятки тысяч лет наносит какой-нибудь коралловый риф, всякую весну покидая
смерти забежавшие ряды. Полипы умирают, не подозревая, что они служили прогрессу рифа.
Гаев(негромко, как бы декламируя). О
природа, дивная, ты блещешь вечным сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и
смерть, ты живишь и разрушаешь…
Повсюду и всегда Толстой изображает правду жизни, близкую к
природе, правду труда, глубину рождения и
смерти по сравнению с лживостью и неподлинностью так называемой «исторической» жизни в цивилизации.
Это христианское освобождение человеческой личности от естества привело к временной
смерти великого Пана, к механизации
природы, к изгнанию пугающих духов
природы.
Победимость
природы, лежащей во зле, победимость ужаса жизни и ужаса
смерти опытно показана христианскими святыми.
Чудо воскресения не противоречит закономерности
природы и даже предполагает эту закономерность; чудо воскресения есть победа над смертоносным порядком
природы, преодоление
смерти не имманентными силами
природы, а трансцендентными божественными силами.
В прежнее время медведь не обижал людей и домашних животных и считался смирным, но с тех пор, как ссыльные стали селиться по верховьям рек и вырубать тут леса и преградили ему путь к рыбе, которая составляла его главную пищу, в сахалинских метрических книгах и в «ведомости происшествий» стала появляться новая причина
смерти — «задран медведем», и в настоящее время медведь уже третируется, как грозное явление
природы, с которым приходится бороться не на шутку.
Возникнет рать повсюду бранна,
Надежда всех вооружит;
В крови мучителя венчанна
Омыть свой стыд уж всяк спешит.
Меч остр, я зрю, везде сверкает;
В различных видах
смерть летает,
Над гордою главой паря.
Ликуйте, склепанны народы;
Се право мщенное
природыНа плаху возвело царя.
Тут невольно приходит понятие, что если так ужасна
смерть и так сильны законы
природы, то как же одолеть их?
Здесь молодой человек (может быть, в первый раз) принес некоторую жертву человеческой
природе: он начал страшно, мучительно ревновать жену к наезжавшему иногда к ним исправнику и выражал это тем, что бил ее не на живот, а на
смерть.
« — Если так, зачем же
смерть отца тебя печалит, как будто тем закон
природы изменен! Так кажется, смотря на грусть твою», — продолжала королева.
Полозов не то дремал, не то так покачивался, держа сигару в зубах, и говорил очень мало; в окошко не выглянул ни разу: живописными видами он не интересовался и даже объявил, что «
природа —
смерть его!».
Рыбная ловля была единственным бессменным удовольствием Н.И. Пастухова с детства до его
смерти. Не самая ловля, не добыча рыбы, а часы в
природе были ему дороги.
— Человек
смерти боится, потому что жизнь любит, вот как я понимаю, — заметил я, — и так
природа велела.
— Он простудился на похоронах у Людмилы Николаевны!.. Когда у адмиральши случилось это несчастие, мы все потеряли голову, и он, один всем распоряжаясь, по своему необыкновенно доброму сердцу, провожал гроб пешком до могилы, а когда мы возвращались назад, сделался гром, дождь, град, так что Аггей Никитич даже выразился: «Сама
природа вознегодовала за
смерть Людмилы Николаевны!»
— Это верно, я вам говорю, — пояснил дьякон и, выпив большую рюмку настойки, начал развивать. — Я вам даже и о себе скажу. Я во хмелю очень прекрасный, потому что у меня ни озорства, ни мыслей скверных никогда нет; ну, я зато, братцы мои,
смерть люблю пьяненький хвастать. Ей-право! И не то чтоб я это делал изнарочно, а так, верно, по
природе. Начну такое на себя сочинять, что после сам не надивлюсь, откуда только у меня эта брехня в то время берется.
Удивленный таким ответом, отец Захария спросил, на чем сей юный богослов основывает свое заключение, а тот отвечал, что на том, что в
природе много несправедливого и жестокого, и на первое указал на
смерть, неправосудно будто бы посланную всем за грехопадение одного человека.
— Я не совсем согласен с тобою, — начал он, — не всегда
природа намекает нам на… любовь. (Он не сразу произнес это слово.) Она также грозит нам; она напоминает о страшных… да, о недоступных тайнах. Не она ли должна поглотить нас, не беспрестанно ли она поглощает нас? В ней и жизнь и
смерть; и
смерть в ней так же громко говорит, как и жизнь.
Природа дышит и обновляется в своем торжественном бессмертии; луна ее сегодня светит, как светила в ту ночь, которою в ее глазах убит был братом Авель; и червячки с козявками по
смерти также оживают, а Авель, а человек — венец земной
природы, гниет бесследно…
Я люблю этот великий момент в бедной красками и звуками жизни северной
природы, когда
смерть и немое оцепенение зимы сменяется кипучими радостями короткого северного лета.
Я засмеялся. Тит был мнителен и боялся мертвецов. Я «по младости» не имел еще настоящего понятия о
смерти… Я знал, что это закон
природы, но внутренно, по чувству считал себя еще бессмертным. Кроме того, мой «трезвый образ мыслей» ставил меня выше суеверного страха. Я быстро бросил окурок папиросы, зажег свечку и стал одеваться.
— Голубчик, Тит… Каждый день кто-нибудь умирает тем или другим способом… Закон
природы… В сущности, Титушка, что такое
смерть?.. Порча очень сложной машины… Просто и не страшно…
Бессознательным движением Вернер шагнул к столу и оперся на него правой рукою. Гордый и властный от
природы, никогда еще не принимал он такой гордой, свободной и властной позы, не поворачивал шеи так, не глядел так, — ибо никогда еще не был свободен и властен, как здесь, в тюрьме, на расстоянии нескольких часов от казни и
смерти.
Муж ее со дня женитьбы своей не выезжал из усадьбы, — он оделся в грубую свиту, опоясался ремнем, много молился и сокрушенно плакал. Жена ему была утешением: при ней его меньше терзал страх
смерти и страх того, что ждет нас после
смерти. Марфа Андревна защищала его от гроз воображения, как защищала от гроз
природы, при которых старый боярин падал седою головою в колени юной жены и стонал: «Защити, защити меня, праведница! При тебе меня божий гнев не ударит».
«Беда! — сказал он, — князя не видать!
Куда он скрылся?» — «Если хочешь знать,
Взгляни туда, где бранный дым краснее,
Где гуще пыль и
смерти крик сильнее,
Где кровью облит мертвый и живой,
Где в бегстве нет надежды никакой:
Он там! — смотри: летит как с неба пламя;
Его шишак и конь, — вот наше знамя!
Он там! — как дух, разит и невредим,
И всё бежит иль падает пред ним!»
Так отвечал Селиму сын
природы —
А лесть была чужда степей свободы!..
Тихий мир царил вокруг, и в этом мире неустанно совершалось безмолвное творчество
природы, беззвучно созидалась жизнь, всегда поражаемая
смертью, но непобедимая, тихо работала
смерть, всё поражая, но не одерживая победы.
Я жить спешил в былые годы,
Искал волнений и тревог,
Законы мудрые
природыЯ безрассудно пренебрег.
Что ж вышло? Право смех и жалость!
Сковала душу мне усталость,
А сожаленье день и ночь
Твердит о прошлом. Чем помочь!
Назад не возвратят усилья.
Так в клетке молодой орел,
Глядя на горы и на дол,
Напрасно не подъемлет крылья —
Кровавой пищи не клюет,
Сидит, молчит и
смерти ждет.
Я опять бродил сегодня по саду. Не помню, где я вычитал сравнение осенней
природы с той изумительной неожиданной прелестью, какую иногда приобретают лица молодых женщин, обреченных на верную и скорую
смерть от чахотки. Нынче это странное сравнение не выходит у меня из головы…
Не раз останавливалась она на коротком пути до часовни и радостно сиявшими очами оглядывала окрестность… Сладко было Манефе глядеть на пробудившуюся от зимнего сна
природу, набожно возводила она взоры в глубокое синее небо… Свой праздник праздновала она, свое избавленье от стоявшей у изголовья
смерти… Истово творя крестное знаменье, тихо шептала она, глядя на вешнее небо: «Иже ада пленив и человека воскресив воскресением своим, Христе, сподоби мя чистым сердцем тебе пети и славити».
Обманутые все эти люди, — даже Христос напрасно страдал, отдавая свой дух воображаемому отцу, и напрасно думал, что проявляет его своею жизнью. Трагедия Голгофы вся была только ошибка: правда была на стороне тех, которые тогда смеялись над ним и желали его
смерти, и теперь на стороне тех, которые совершенно равнодушны к тому соответствию с человеческой
природой, которое представляет эта выдуманная будто бы история. Кого почитать, кому верить, если вдохновение высших существ только хитро придуманные басни?
Причина, почему представление о
смерти не оказывает того действия, какое оно могло бы оказать, заключается в том, что мы, по своей
природе, в качестве деятельных существ, по-настоящему совсем не должны думать о
смерти.
Вместе с тем
смерть стала уже благодеянием — спасением от жизни на зачумленной земле, ибо дурной бесконечности смертной жизни, простого отсутствия
смерти, бессмертия «вечного жида» не могла бы вынести человеческая
природа, и самый замысел этот был бы достоин разве лишь сатаны.
Прияв всю полноту человечества, Он понес на Себе и всю тяжесть его смертной
природы и победил
смерть славным Своим Воскресением.
Иначе говоря,
смерть, в которой Федоров склонен был вообще видеть лишь род случайности и недоразумения или педагогический прием, есть акт, слишком далеко переходящий за пределы этого мира, чтобы можно было справиться с ней одной «регуляцией
природы», методами физического воскрешения тела, как бы они ни были утонченны, даже с привлечением жизненной силы человеческой спермы в целях воскрешения или обратного рождения отцов сынами (на что имеются указания в учении Федорова).
Природа предстает ему как враждебная сила, вооруженная голодом и
смертью, и вся жизнь человеческая получает привкус хозяйственности, пленяется суете стихий пустых и немощных.
Победа над
смертью путем полного отсечения воли в жизни; победа над ужасами жизни путем мертвенно безразличного отношения к ней; презрение к жизни, презрение к
смерти — вот этот чудовищный идеал, выросший на почве безнадежного отчаяния и глубочайшего неверия в
природу человека.
Умирает Николай Левин. Он страстно и жадно цепляется за уходящую жизнь, в безмерном ужасе косится на надвигающуюся
смерть. Дикими, испуганными глазами смотрит на брата: «Ох, не люблю я тот свет! Не люблю». На лице его — «строгое, укоризненное выражение зависти умирающего к живому». Умирать с таким чувством — ужаснее всяких страданий. И благая
природа приходит на помощь.
Кто знает, что жизнь бесцельна и
смерть неизбежна, тот очень равнодушен к борьбе с
природой и к понятию о грехе: борись или не борись — всё равно умрешь и сгниешь…
Это связано с тайной личности, с глубоким различием женской и мужской
природы, с несоответствием между начальным восхищением любви и её реализацией в обыденной жизни, с её таинственной связью со
смертью.
Бессмертно лишь то, что бессмертно по метафизической
природе вещей, оно не завоевывается для
смерти и тления, т. е.
смерть и тление не побеждаются.
Тайны победы над
смертью не знает
природа, она может прийти лишь из сверхприродного мира.
Смерть существует лишь по сю сторону, в овремененном бытии, в порядке «
природы», и раскрытие духовности, введение человека в иной порядок бытия, утверждение вечного в жизни есть преодоление
смерти и победа над ней.
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель,
смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоём челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд
природы,
Упрёк ты Богу на земле.
Но не
смертью и не унынием дышала
природа. От земли шел теплый, мягкий, живой запах. Сквозь гниющие коричневые листья пробивались ярко-зеленые стрелки, почки на деревьях наливались. В чаще весело стрекотали дрозды и воробьи. Везде кругом все двигалось, шуршало, и тихий воздух был полон этим смутным шорохом пробуждавшейся молодой, бодрой жизни.
И Н. Федоров проповедует неслыханную активность человека, которая должна победить
природу, организовать космическую жизнь, победить
смерть и воскресить мертвых.
И вот я — пустынник, простоявший тридцать лет, — в тени столпа моего люди получали исцеления, а меня никто не пускает под крышу, и я не только могу быть убит от злодеев, но еще горше
смерти могу быть оскорблен и обесчестен от извративших
природу бесстыдников.
Такая
смерть казалась ему явлением нелогичным, ненормальным, ему казалось, что такая
смерть нарушала закон гармонии
природы.
Оставшись на восемнадцатом году после
смерти матери и отъезда сестры в Голштинию, она без руководителей, во всем блеске красоты необыкновенной, получившая в наследие от родителей страстную натуру, от
природы одаренная добрым и нежным сердцем, кое-как или, вернее, вовсе невоспитанная, среди грубых нравов, испорченных еще лоском обманчивого полуобразования, бывшая предметом постоянных подозрений и недоверия со стороны двора, цесаревна видела ежедневно, как ее избегали и даже нередко от нее отворачивались сильные мира сего, и поневоле искала себе собеседников и утешителей между меньшей братией.
Пол прикрепляет человека к тому тленному порядку
природы, в котором царит бесконечная смена рождения и
смерти.